Неточные совпадения
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит
толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам
шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Думалось очень легко и бойко, но голова кружилась сильнее, должно быть, потому, что теплый воздух был густо напитан духами. Публика бурно рукоплескала, цари и жрец, оскалив зубы, благодарно кланялись в темноту зала плотному телу
толпы, она тяжело
шевелилась и рычала...
Прибыв один и очутившись в незнакомой
толпе, я сначала пристроился в уголке стола и начал ставить мелкими кушами и так просидел часа два, не
шевельнувшись.
Куда спрятались жители? зачем не
шевелятся они
толпой на этих берегах? отчего не видно работы, возни, нет шума, гама, криков, песен — словом, кипения жизни или «мышьей беготни», по выражению поэта? зачем по этим широким водам не снуют взад и вперед пароходы, а тащится какая-то неуклюжая большая лодка, завешенная синими, белыми, красными тканями?
— Перевяжите его хорошенько! — воскликнул было Вихров, но на это приказание его в
толпе никто даже и не
пошевелился, а только послышался глухой говор в народе.
Толпа дрогнула, но никто не
пошевелился.
На набережной шумно
шевелятся толпы серых солдат, черных матросов и пестрых женщин.
Ему ясно видно было, как французы бежали к бастиону по чистому полю и как
толпы их с блестящими на солнце штыками
шевелились в ближайших траншеях.
По воскресеньям, если посмотреть с горки, всюду
шевелятся круглые
толпы орлянщиков.
Котел нехотя
пошевелился и снова грузно осел, а Никита увидал, что из
толпы рабочих вышел незнакомой походкой отец, лицо у него было тоже незнакомое, шёл он, сунув одну руку под бороду, держа себя за горло, а другой щупал воздух, как это делают слепые; старый ткач, припрыгивая вслед за ним, покрикивал...
Дородная молодуха, сноха его, сидя на камне, тупо смотрела в воду и крестилась дрожащей рукой, губы ее
шевелились, и нижняя, толстая, красная, как-то неприятно, точно у собаки, отвисала, обнажая желтые зубы овцы. С горы цветными комьями катились девки, ребятишки, поспешно шагали пыльные мужики.
Толпа осторожно и негромко гудела...
И лежащая
толпа белых рубах
шевелится; кряхтя и потягиваясь, подымаются люди, надевают сумки и ранцы и выстраиваются в ряды.
Молодой человек быстро отвернулся. В нем
шевельнулась досада. «Что это такое, — думал он, — или я в самом деле становлюсь болен и начинаю бредить?.. Чем я виноват и что мне за дело?.. Я не бросал спящей
толпы, я не уходил от нее в чащу, и, наконец, не я и разбудил этого человека… Не я виновен, что путь мысли труден, что они не понимают условных знаков на пути… Я сам родился где-то на глухом бездорожье и сам вынужден искать пути в глухой чаще…»
Да; я не обмолвился: не было уже и охоты, потому что в этом море стонов и слез, в котором мне в моей юности пришлось провести столько тяжких дней, — отупевало чувство, и если порою когда и
шевелилось слабое сострадание, то его тотчас же подавляло сознание полнейшего бессилия помочь этому ужаснейшему, раздирающему горю целой
толпы завывавших у стен палаты матерей и рвавших свои пейсы отцов.